|
1934
Юрий Штивельман
Филип Левин, перевод с Английского.
From The New Yorker, May 25, 2009 Вы слышали наверно, что по ночам в Детройте, да и в других местах, улицами правят стаи диких собак. Это неправда. Я свидетель. Я вышел из семьи торговцев и мясников, которых выгнали из их страны Война, погромы и убийства, сначала в Англию, потом в Канаду, а потом сюда. Мой дядя был сапожником, как и его отец. Они сапожничали вместе еще в Киеве. На Браш Стрит стояла его лавка. А родственники мамы работали на свалке. Гиганты, с широкой грудью и длинными руками в шрамах. Мой дядя Лео мог обхватить бочку с металоломом, и, просто для забавы, издав веселый крик, поднять ее. Его жена, Ребекка, чьи волосы торчали как спирали, все время сжимала кулачки в два молоточка. Поздним летом мы выезжали за город, и набирали кучу кукурузы, которую потом варили в сахаре и ели до отвала. Поверили бы вы, что эти люди позволили б собакам делать что попало? Не для того они пересекли Атланику и два материка, чтобы позволить кому либо хоть что-то диктовать. После заката они сидели на ступеньках своих домов и пили. Соседи утверждали, что они воют на луну. Еше одна легенда. Иногда, они предавались воспоминаниям о России. Не очень-то я верил их рассказам о дерзких их побегах, и об этих удивительных Украйнках. Однажды, они, схватившись в драке, чуть ли не перепахали всю лужайку, пока Лео не положил всех на лопатки. Лео, в жилетке, и в сером костюме, с пятнами от пота. Мой дядя Иосиф был совсем другим. Высокий и худой, он вошел в нашу семью здесь, в Мичигане. Задумчивий и добрый человек. Когда приблудные собаки подбредали к заднему входу его лавки, он их впускал, и иногда подкармливал их даже. Он мне сказал, что их хозяева вряд ли могут прокормить самих себя. Дядя Иосиф брал в руки разбитую пару рабочих башмаков, и кривым ножом сапожника срезал старые подметки, и, поочердено вынимая гвозди изо рта, вколачивал в них новую подошву. Потом, проделывал он то же с каблуками. Я был еще ребенком, мне было семь от силы. ЗавoрожЕн я был полировальным диском, который коже придавал ее оригинальный цвет. Однажды, он подарил мне нож, и даже маленькие ножны, которые я прицепил к ремню. Рукоятка была из черной кожи, срезанной с забытого ботинка. Он ее долго отбивал, пока она не стала твердой, как камень. Он мне сказал, если чего-то будешь ты бояться, потри три раза эту рукоятку, и ничего плохого не случится.
|